25 февраля 1993 года я долго не мог прийти в себя. Так уж устроен человек: в памяти одно за другим всплывали мгновения наших встреч, каждое сказанное им слово, и все воспринималось теперь по-другому.

Отец, помнится, сказал, что в Швеции Мур показался ему не совсем здоровым: слишком яркий румянец на щеках, слишком уставший вид. Не знаю, я не заметил. Может быть, по молодости? Именно так, думалось мне, и должен выглядеть настоящий англичанин. Никаких эмоций на лице, ни на полтона не изменяющийся голос — полное спокойствие, чуть ли не безразличие. Теперь мне не давала покоя мысль: а, может, это и было безразличие — не напускное английское хладнокровие, а настоящее безразличие тяжелобольного человека? И внутри все сжималось от этой мысли. Не можете продолжать учебу по семейным обстоятельствам? Возьмите академический отпуск и проблема будет решена.

На приеме в Стокгольме, блуждая с бокалом вина в руке по огромному шатру, раскинутому на берегу залива, я спросил Мура, выдающегося в прошлом защитника, о том, наведут ли когда-нибудь англичане порядок в своей обороне, станут ли играть понадежнее, как играют остальные. «В жизни надо думать о том, что есть, а не о том, что должно быть», — ответил он. Эти слова показались мне странными и не совсем верными. Ну, уж нет, подумал я, вы свой пресловутый консерватизм, пожалуйста, не возводите в ранг философии. Вот если бы англичане, напротив, почаще думали о том, что должно быть, а не о том, что есть, глядишь, чего-нибудь большего добились бы. И жизнь тут ни при чем. Но теперь мне казалось, что он не случайно сказал «в жизни», а не «в футболе». Может быть, он просто говорил о себе? И снова все сжималось внутри от этой мысли. С 25 февраля 1993 года я ничего не могу знать точно. И на вопросы мои мне никто не даст ответов. Но свой блокнот я по- прежнему храню. И, наверное, не выброшу никогда.